Мой любимый рассказ...

[Домовой]

В данной теме предлагаю размещать рассказы которые задели вас, заставили задуматься о чем то, ну или просто очень понравились или ярко отличаются от других. В данной теме так же можно обсудить любое из приведенных произведений.
Начать хочу с фантастического рассказа Виктора Колупаева "Спешу на свидание..." До сих пор данный рассказ стоит у меня в рейтинге в первой десятке. Поверьте на слово его стоит прочесть как мужчинам, так и женщинам, в нем поднимается довольно таки распространенная проблема, кто знает может в пословице "Левак- укрепляет брак" имеется ввиду ситуация из этого рассказа? К сожалению целиком не поместился, разбил на три части.


Открыть первую часть

Виктор Колупаев
Спешу на свидание
Я стоял в магазине электротоваров и раздумывал, что мне купить: ИВП или ИХП. ИВП - это портативный изменитель внешности, а ИХП - портативный изменитель характера. Изменитель характера стоил гораздо дороже, но не в деньгах было дело. Я считал, что характер у меня вполне сносный, а вот внешность... Хотя... Ведь считала же меня моя жена когда-то красивым парнем! А потом, наверное, привыкла или поняла, что это ей только казалось.
Словом, я купил ИВП, размером чуть больше пачки сигарет, положил его в карман пиджака и вышел из магазина. Кажется, я еще и сам не очень понимал, зачем он мне нужен. Не дома же пользоваться им? Нет. Просто во мне назревал какой-то внутренний протест, взрыв. Я еще не знал, что сделаю, но уже исподволь готовил себя к этому.
На улице шел снег, пушистый и легкий. Снежинки словно нехотя падали вниз. Я нажал кнопку портативного изменителя внешности и пожалел, что рядом нет зеркала, чтобы посмотреться в него. Мимо прошел Кондратьев из нашего отдела. Он был уже немного навеселе, хотя после окончания работы прошло всего сорок минут. В таком состоянии он привязывался ко всем своим знакомым, чтобы они составили ему компанию для продолжения уже начатого им занятия. И по тому, что он даже не узнал меня, я убедился, что внешность моя подверглась значительному изменению. Никаких неприятных ощущений, как и говорилось в паспорте приборчика, я не испытывал.
Подошел троллейбус. Народу в нем было мало, и я сел на свободное сиденье у окна. Голова тупо болела от всевозможных совещаний и планерок в нашем СКБ. А придешь домой, что тебя там ждет? Нужно сходить купить картошки, подмести пол, просмотреть газета и журналы и засесть за телевизор. Жена будет готовить ужин. Потом и она на минуту присядет к телевизору, спросит, что там в газетах пишут, а сама даже не выслушает ответа. Да я и не отвечал на такие вопросы уже давно. Говорить нам не о чем. Мы настолько привыкли друг к другу, что даже не замечаем один другого.
И вот тут-то мне и захотелось сделать что-нибудь не так. Не пойти, например, домой, а пригласить женщину, сидящую рядом со мной, в кино или ресторан. Влюбиться в нее, стоять вечерами под ее окнами, ждать встреч. Жене ведь все равно. Лишь бы деньги домой приносил да не приходил пьяный. Она ведь не расстроится, если даже и узнает. А что?! Сделаю!
Я понимал, что никто со мной ни в кино, ни тем более в ресторан не пойдет. В лучшем случае воспримут как шутку, а в худшем - начнут звать милиционера. Да будь что будет! Я резко повернулся к женщине, сидящей рядом, и сказал:
- Послушайте! Хотите, я приглашу вас в ресторан? Ей-богу, ничего плохого в этом нет.
Женщина удивленно посмотрела на меня, и я узнал свою жену. Это было так неожиданно, что я на несколько секунд онемел. Но отступать было поздно, и я решил доиграть свою роль до конца. Тем более что изменитель внешности сделал меня неузнаваемым.
- Или, может быть, вас дома муж ждет? - спросил я немного язвительно.
- Нет, - спокойно сказала она. - Никто меня не ждет. Моему мужу все равно.
- Тогда я вас приглашаю в ресторан.
- Сразу в ресторан? - рассмеялась она. - Нет. В кино было бы еще можно. А вы сразу в ресторан.
- Ну, тогда пойдемте в кино. Только вы не подумайте, что я донжуан какой. Просто домой идти не хочется.
- Я понимаю, - сказала моя жена. - Мне тоже не хочется. Придешь - дома тишина, тоскливо...
- Так не ходите!
- Нет, нельзя. Нужно ужин приготовить. Ведь, кроме мужа, у меня еще дочь. В первый класс уже ходит... Извините, - сказала женщина. - Мне выходить на следующей остановке. До свидания.
- Я провожу вас! - закричал я на весь троллейбус.
- Не нужно. Еще увидит кто-нибудь и передаст вашей жене.
- Но с вами так легко было разговаривать... и интересно.
Моя жена как-то странно улыбнулась, но в это время троллейбус остановился, и она вышла. А я бросился следом, извиняясь перед теми, кого нечаянно толкнул. Я догнал ее и крикнул:
- Подождите! Я пойду с вами, тем более что нам по пути.
- Вы говорите это нарочно, - сказала она.
- Нет, нет... Скажите хоть, как ваше имя?
- Вероника.
- А меня зовут Алексеем.
Она была в короткой шубке и черных сапожках, с пушистым шарфом на голове. Ей отчего-то вдруг стало весело, и лишь раза два она задумывалась на мгновение, и на переносице появлялись морщинки. Она несла хозяйственную сумку, и я чуть ли не силой отобрал ее. Мы дошли до табачного магазина.
- Все. Дальше меня провожать не нужно. Следующий дом - мой. До свиданья, Алексей.
- Вероника, неужели я вас больше не увижу? Ну, назначьте мне свидание! Я буду ждать вас завтра возле кинотеатра в шесть часов вечера.
- Нет, Алексей. Ничего из этого не выйдет.
- А я все равно вас буду ждать! До свидания!
Я отдал Веронике сумку, и она быстро ушла. А я завернул в табачный магазин, купил сигарет и двинулся домой. Возле дома я немного постоял и только потом вошел в подъезд, предварительно выключив свой изменитель внешности.
Жена встретила меня стереотипной фразой:
- Пришел?
- Пришел, Вероника, - ответил я, и, когда чуть позже справился насчет ужина, она ответила так же стереотипно:
- Нету ничего. Ходишь бог знает где да еще обеды спрашиваешь.
- Ах, опять ты свое начала. В столовую буду ходить, если тебе жалко.
- Ладно, - примирительно сказала Вероника. - Сходи-ка лучше за картошкой, а я пока мясо поставлю варить. Я сама недавно пришла.
- Ленка на улице бегает? - строго спросил я.
- На улице.
Я взял сетку и пошел в магазин. Потом подметал пол, хлебал борщ, читая книгу, просматривал газеты, сидел у телевизора. Дочка наша уже легла спать. Вероника кончила свои домашние работы, устало опустилась на диван и спросила:
- Что там в газетах пишут?
Я, как обычно, не ответил, да она и не ждала от меня ответа. А я вдруг сказал:
- Вероника, завтра я задержусь. У меня срочное дело.
- Что еще за дело? - безразлично спросила жена.
- Да так. С человеком одним надо встретиться.
- Мне тоже надо, - вдруг сказала она.
- Странно, ты же никуда обычно вечером не ходишь...
- Ты тоже обычно сидишь вечером, уткнувшись в телевизор.
- Да я ничего. Надо так надо. Только вот как Ленка одна дома будет?
- Ой, да большая она уже! Обед на газовой плите сама разогревает.
- Ну хорошо. А во сколько ты вернешься?
- Не знаю точно. Может, в семь, может, позже.
Вопреки своим правилам, я выгладил брюки. Вероника смотрела на меня удивленно.
На следующий день без пятнадцати шесть я был уже около кинотеатра. Верный изменитель внешности, конечно, спокойно лежал в кармане. Я не очень-то верил, что Вероника придет на свидание. Мне и хотелось, чтобы она пришла, потому что я знал, она будет не такой, как дома, и в то же время я был немного оскорблен, задет, что моя жена ходит на свидание с кем-то другим. Ведь для нее я сейчас был, конечно, другим. И вот я стоял и ждал.
Она все-таки пришла. Чуть раньше назначенного срока.
Как истинный влюбленный, я бросился к ней навстречу.
- Здравствуйте, Вероника! Я все боялся, что вы не придете.
- Я просто случайно шла мимо и увидела вас, - ответила она, стараясь казаться рассеянной и безразличной. Но я-то знал, что случайно в этом районе города она не может оказаться.
- А вот в кино я рас пригласить не могу, - сказал я. - Все билеты уже проданы. Если вы не будете против, то завтра я обязательно достану билеты. Соглашайтесь...

[Домовой]

Открыть вторую часть

- Не знаю, что и сказать, - ответила Вероника. - Я так давно не была в кино. Но дома-то что без меня будут делать?
- А разве ваш муж не приглашает вас в кино, театр?
- Это ему и в голову не приходит.
- Вот скотина, - искренне сказал я.
- Вы действительно так думаете? - спросила Вероника.
- Да. Я так думаю.
- Тогда я принимаю ваше предложение. А что мы будем делать сегодня?
- Сегодня? На улице тепло. Можно просто побродить по Университетской роще, - сказал я. - И еще. Разрешите мне, пожалуйста, взять вас под руку.
- А вы такой же, как и все, - сказала моя жена, но взять под руку разрешила.
Мы долго гуляли по узеньким тропинкам Университетской рощи. Погода, что ли, тут виновата или лунный свет и искры на снегу? Но мне с Вероникой было удивительно хорошо. Она рассказала про свою школу, где преподавала историю, про учеников и товарищей, про директора и про подготовку к смотру художественной самодеятельности. Все в ее словах было интересным для меня. А говорила она увлекательно. Она была прирожденным рассказчиком.
Я слегка прижал ее локоть к себе. Она вся напряглась, вырвала руку и сказала:
- Алексей, ведите себя благоразумно.
И мне стало стыдно, словно я пытался соблазнить чужую жену. А ведь сейчас мне так хотелось обнять ее за плечи и стоять, чуть-чуть покачиваясь, уткнувшись лицом в ее платок, и ничего не говорить, молчать.
- Вероника, ради бога, извините меня, - сказал я. - Со мной что-то произошло. И мне так хочется обнять вас...
Вероника холодно посмотрела на меня и сказала:
- Почему бы вам это не проделывать со своей женой?
- Почему? - задумчиво повторил я. - Если бы она этого хотела.
- Значит, только потому, что ваша жена не хочет ваших объятий, вы и пригласили меня сюда?
Я испугался. А вдруг она сейчас уйдет и никогда не будет больше этой ночи, этих деревьев, ее тихого голоса, скрипа шагов. Ничего больше не будет.
- Вероника, - сказал я. - Мне хорошо с вами. И моя жена тут ни при чем. Не уходите. Пусть этот вечер будет счастливым.
- Моему мужу тоже никогда не приходит в голову обнять меня, - вдруг сказала она. И я чуть не сел в снег.
Она протянула мне руку, и мы побежали, как когда-то, лет десять назад, прямо по целине, проваливаясь чуть ли не по пояс, и даже упали в сугроб и долго барахтались, пытаясь выбраться. А когда наконец нашли аллею, то были все в снегу, как дед-мороз и снегурочка. Я отряхнул ее, но снег попал ей за воротник, и она смешно съежилась, полуоткрыв рот. Губы ее были совсем рядом, в трех сантиметрах от моего лица. И глаза у нее были закрыты, но я не осмелился поцеловать ее. Я боялся, что она рассердится и прогонит меня.
Возвращались мы, взявшись за руки, как мальчишка и девчонка. Я проводил ее до подъезда. Мы стояли еще минут пять, потом она сказала:
- Я замерзла. Уходите, Алексей.
- Завтра в шесть. Там же. Не забудьте, Вероника, - сказал я.
Она кивнула и убежала в подъезд. А я постоял еще немного, потом дошел до табачного магазина, купил там сигарет и вернулся домой. Перед дверями на лестничной клетке вытащил свой изменитель внешности, выключил его. И так мне захотелось швырнуть его куда-нибудь подальше или просто растоптать! Но почему Вероника дома со мной не такая, какой была сегодня в Университетской роще? Все из-за этого идиотского изменителя внешности. Но я не выбросил и не растоптал его. Пусть хоть ей будет хорошо.
Когда я зашел в квартиру, Вероника что-то пела на кухне, но сразу же смолкла, увидев меня. Она уже переоделась в старенький халатик и домашние туфли. И вообще она стала обычной, какой я привык ее видеть всегда. Я тоже переоделся, напялив свое вылинявшее трико, висевшее на мне мешком, и заглянул на кухню.
- Еще ничего не готово, - сказала Вероника машинально.
Я взялся за газеты. Прибежала с улицы Ленка и тоже спросила ужин. Вероника рассердилась и крикнула мне, чтобы я сыграл с дочерью в шашки. Мы сыграли три партии, причем все три я проиграл. Я никогда не мог постичь премудрости этих шашек. Потом мы сели ужинать, и жена спросила:
- Что нового на работе?
- А-а, - сморщился я. - Все по-старому. А у тебя?
- Что в школе может быть нового? - ответила она.
И я подумал: действительно, ну что там может быть нового и интересного? За ужином, как обычно, нас развлекала Ленка. У нее был неистощимый запас историй, но ее иногда нужно было поддерживать, поддакивать, вставлять вопросы, удивленно вскидывать брови, а мне так хотелось плюхнуться в кресло перед телевизором.
После ужина жена сказала:
- Я завтра после работы задержусь часов до девяти. Ты бы помог на кухне. А то завтра некогда будет...
- Да? - удивленно сказал я, и на мгновение сладко сжалось сердце: неужели и завтра возле кинотеатра она будет такой же чудесной, удивительной женщиной, как сегодня в Университетской роще. - А мне что же, дома прикажете сидеть?
Я заметил, что она вдруг испугалась, а потом сказала сухо и неприязненно:
- Можешь раз и посидеть.
- Не могу, завтра много работы.
- Так ты поможешь мне?
Еще бы я не помог! Да я бы все сделал, чтобы увидеть ее завтра у кинотеатра. Вероника распределила обязанности, и мы быстро управились с делами.
И снова на следующий день я ждал ее возле кинотеатра. Она пришла в хорошем настроении. У меня чуть ноги не подкосились, когда я увидел ее. Да и сам, я это чувствовал, стал не таким сутулым и серым, как дома. Я тоже хотел быть красивым, хотел нравиться ей.
Я даже не запомнил, какой кинофильм показывали в тот вечер. Мы сидели в темном зрительном зале. Кто-то украдкой щелкал орехи, кто-то хрустел оберткой шоколада, некоторые вслух комментировали события, происходящие на экране, кто-то сдержанно храпел, а перед нами сидела парочка и целовалась в открытую. А я думал только о том, как бы мне осмелиться и взять ее ладонь в свою.
Я осторожно протянул руку и нашел ее пальцы. Я чуть-чуть, едва заметно погладил их. Вероника вздрогнула. Тогда я взял ее руку в свою, и она позволила мне это. Потом она повернула ладонь вверх и сжала мои пальцы.
Как я любил ее сейчас! Почему ее рука, которую я видел тысячи раз, сейчас привела меня в трепет? И ее едва заметный в темноте профиль, такой знакомый и такой необычный сейчас... Она вдруг погладила мою руку и прижалась к плечу. А я был счастлив. События, происходящие на экране, потеряли для меня всякий интерес. Я сидел и смотрел на ее лицо. Я любил ее.
Из кинотеатра мы вышли оба притихшие. Надо было что-то сказать. А что? Вам понравился кинофильм? Нет. Таких вопросов я задавать был не намерен. Я просто обнял ее за плечи. Она попыталась вырваться, но только один раз. И когда я еще крепче прижал ее к себе, она повернула ко мне лицо и сказала как-то тихо, нерешительно, словно оправдываясь:
- Глупая я...
- Нет, - сказал я. - Ты чудесная. И если твой муж тебя не любит, то он просто дурак.
- Алеша, не будем говорить об этом. Скажи лучше мне что-нибудь хорошее.
- Вероника, моя милая. Все слова глупые. Разве скажешь, что творится у меня в душе. Как сказать, чтобы ты поверила? Ведь я люблю тебя.
- Я знаю, Алеша. Но все равно говори. Говори.
- Странность какая-то происходит. Ведь я вижу тебя всего третий раз, а уже не утерпел и объяснился в любви. Все в тебе какое-то необыкновенное. И слова, и лицо, и глаза, и ресницы, и мысли. Иногда мне кажется, что я знаю тебя много-много лет. А потом опомнюсь - да нет же, всего три дня как знакомы. Ну кто знает, как приходит любовь? У меня и жена, и дочь. А я вот хожу с тобой. И хотелось бы мне быть рядом с тобой всю жизнь. И каждый день мне было бы интересно с тобой. Ну скажи, ты хочешь, чтобы я любил тебя?
- Хочу, - сказала Вероника. - Мне кажется, я всю жизнь ждала этих дней. Ну зачем жить, когда тебя никто не любит?.. Мне будто только что двадцать лет исполнилось... А вдруг все это сегодня и кончится? Я уже привыкла ко всему. И к тому, что меня муж не любит, и к работе, и к домашним делам. Это не тяготит, но и радости не приносит. А сейчас все взорвалось. Я приду домой и буду плакать. Ты такой ласковый и добрый. Я чувствую, что ты любишь меня. Неужели это пройдет? Мне так хорошо с тобой, что лучше бы я тебя не встречала. Нелогично, правда?
- Правда. Только ну ее к черту, эту логику. С тобой хоть на край света.
- Мне когда-то это же говорил мой муж. Десять лет с тех пор прошло. И край этот оказался так близко, что ему и одного шага не надо делать. Не надо идти.
Я развернул ее к себе. Ну конечно! Она плакала.
- Не плачь, Вероника. Это потому, что тебя муж не любит?
- Я тебя люблю, Алеша. Не надо мне ни мужа, ни кого другого. Я тебя люблю. Не отпускай меня... И мне тоже кажется, что я знаю тебя давным-давно... Ну, поцелуй же меня!
Мы стояли посреди тротуара и целовались. Мне было тридцать четыре года, а ей - тридцать два. Шел мягкий снег. И фонари на столбах огромными конусами света выхватывали этот снегопад из темноты. А мимо шли взрослые люди и всякие юнцы, молоденькие девушки и думали, наверное, про нас черт знает что.

[Домовой]

Открыть третью часть

Отпусти, - сказала Вероника. - Я вся задохнулась. - Я понесу тебя на руках, - сказал я.
- Не дури.
Но я все-таки поднял ее на руки, прошел два шага, поскользнулся и упал. Вероника засмеялась, она не сердилась на меня.
- Эх, Алеша. Лет десять назад нужно было носить на руках.
- Ай-яй-яй! - сказал какой-то прохожий. Это потому, что мы все сидели на снегу.
- Извините, - рассмеялся я. - Сейчас поднимемся. - Мы поднялись и пошли дальше. И через каждые десять шагов я останавливался и целовал ее в губы, в щеки, в замерзший нос и ресницы. Она не противилась. Она хотела этого.
Так мы дошли до нашего подъезда.
- Алеша, уходи, - сказала моя жена. - Мне все-таки нужно домой. Муж придет, сразу есть захочет. Да и Леночка одна... Уходи.
- Нет, я не отпущу тебя. Мне плохо без тебя. Я же умру без тебя.
- Ну хорошо. Еще пять минут.
Мы простояли полчаса. И мне никогда не было так хорошо. Может быть, только тогда, когда я поцеловал ее в первый раз. Мы познакомились Первого мая. А через неделю я поцеловал ее. И она не отшлепала меня по щекам, не прогнала, не сделала вид, что я обидел ее. И тогда мы простояли до утра, и слов было сказано мало, только самые нужные. Да и некогда было говорить. Потом мы поженились. И вот прошло уже столько лет...
- Ты замерз? - спросила Вероника.
- Нет, нет. Я нисколько не замерз.
- Пошли в подъезд. Здесь столько прохожих.
В подъезде было темно, какая-то парочка метнулась вверх. Здесь было тепло, но все равно я распахнул пальто, расстегнул ее шубу и прижал Веронику к себе. Она то принималась плакать, и тогда я целовал ее мокрые глаза, и она успокаивалась, то вдруг начинала гладить своими теплыми ладонями мое лицо, и я боялся шелохнуться, чтобы не спугнуть ее нервные пальцы.
Потом она резко вырвалась и сказала:
- Все. Уходи.
- Где я завтра увижу тебя?
- Алеша, ты действительно еще хочешь видеть меня? Я тебе не надоела?
- Что ты говоришь?! - замахал я на нее руками. - Как только в голову-то тебе это пришло?
- Давай встретимся в Лагерном саду, - сказала моя жена. - Завтра суббота. Леночка уйдет во вторую смену в школу. Давай в двенадцать.
- Спасибо, милая.
- Ну а теперь иди. Тебя, наверное, дома ждут... Иди, иди...
Она убежала, и я снова вышел на улицу и направился к табачному магазину. Но на этот раз он был уже закрыт.
Прохожие удивленно смотрели на меня. А мне и самому сейчас казалось, что я похож на ходячий эталон счастья.
Я выключил изменитель внешности и открыл дверь квартиры. Тишина. Леночка уже спала. Я включил свет. Из кухни вышла Вероника. В стареньком халатике, какая-то маленькая, с заплаканными глазами.
- Ты где это бродишь до полуночи? - спросила она меня.
Вот она какая спокойная. А ведь только что целовала меня в подъезде. Нет. Любить мужа, очевидно, нет смысла. Меня как обухом по голове стукнули. Ведь она и целовала и любила не меня, а того, другого Алешку. На меня она и взглянуть ласково не хочет. Я почувствовал, как снова ссутулилась моя спина, и я стал серым-серым, скучным-прескучным.
Я нехотя сказал:
- На работе задержался. Испытания заели...
- Испытания заели! - вдруг крикнула жена. - А на лице у тебя тоже испытания?!
- Что, что у меня на лице? - испугался я.
- Посмотрись в зеркало!
Я так и сделал. Все лицо у меня было покрыто следами губной помады. Да-а... Исцеловали меня крепко.
- Господи, ну что же делать? - Вероника чуть не плакала. - Ну зачем ты говоришь, что был на работе? У тебя ведь женщина есть! Зачем ты так?
Все ясно. Все эти три дня она, конечно, не узнавала меня, теперь мне не оправдаться. И я взорвался:
- Послушай, дорогая. Ведь это же твоя помада! Ты не узнала меня, потому что я купил изменитель внешности. Ты меня не любишь. Это я, я тебя люблю! Три дня счастья - это, наверное, очень много для меня.
- Какой еще изменитель внешности? - удивленно спросила она.
- Вот такой. - Я достал из кармана пластмассовую коробочку. - Вот я перед тобой обычный, давно надоевший, скучный, некрасивый. А вот я нажимаю кнопку и становлюсь красавцем, которого ты сегодня и целовала в подъезде. Теперь поняла?
- Поняла, - засмеялась она. - Ты посмотрись в зеркало.
- Нечего мне смотреться. Все и так известно.
Но она все-таки настояла, и я взглянул в зеркало. На меня смотрело все то же лицо, мое собственное. Изменитель внешности был неисправен.
- И ты все время знала, что я - это я?
- Конечно, знала. Удивилась только сначала, что это с тобой произошло... Алешка, так, значит, счастье еще будет?
- Будет, Вероника. Есть уже.
- Ага! Значит, сначала вы ходите весь вечер где-то, а потом целуетесь! - Это Ленка появилась в дверях спальной комнаты. Она была в ночной рубашке и босиком.
- Лена, марш спать! - скомандовал я.
- Ага! Я спать, а вы тут целоваться будете!
- Ну ладно, - сдался я. - Давайте пить чай. А потом устроим танцы.
Мы занялись приготовлением чая. И всем было хорошо и весело.
- Кого это мы спугнули в подъезде? - спросил я у Вероники.
- Они целовались? - строго спросила Леночка.
- Кажется, да, - замялся я.
- Тогда это были Медведевы.
- Медведевы? - удивилась Вероника. Да и я не поверил:
- Им же ведь уже по сорок лет!
- Ну и что же, - сказала Леночка. - Если они любят друг друга.
Мы с Вероникой понимающе переглянулись.
А на другой день я вскрыл злополучный изменитель внешности. Этого можно было и не делать, достаточно было взглянуть на паспорт приборчика. Он был выпущен тридцатого ноября. А уж я-то знал, что выпускают некоторые заводы тридцатого ноября.
Потом Леночка ушла в школу, а мы с Вероникой отправились в Лагерный сад. Мы очень спешили на свидание друг с другом.

Попозже поделюсь еще чем нибудь интересным если конечно тема кого то заинтересует, вообще проблеме в рассказе стоило бы целую тему посвятить, но пока думаю не стоит.

[INok]

я вот не помню название. Хочу снова перечитать. Буду благодарен, вдруг, кто знает, если напомните. Но рассказ запал в душе.

это фантастика. Сюжет такой. Рассказ написан в виде дневника одного инвалида. Вначале он пишет с ошибками и все такое. Но потом ему делают операцию и его умственные способности увеличиваются. Это видно из того же дневника,который ему посоветовал вести доктор. Он становится умным, делает открытия и даже влюбляется. Но действие от операции непродолжительным...Он понимает это, в его записках появляется строки сожаления и горечи, а также ошибки. В конце он возвращается к своему исходному состоянию.

[Taiwana]

Цитата: Сообщение от INok я вот не помню название.

я не читала ничего подобного, но есть фильм "Пробуждение" (Де Ниро и Р. Уильямс в гл ролях), снятый по воспоминаниям Оливера Сакса. Уж больно идея рассказа, описанная Вами и сюжет фильма перекликаются... Не оно?

[INok]

Цитата: Сообщение от Taiwana я не читала ничего подобного, но есть фильм "Пробуждение" (Де Ниро и Р. Уильямс в гл ролях), снятый по воспоминаниям Оливера Сакса. Уж больно идея рассказа, описанная Вами и сюжет фильма перекликаются... Не оно?

фильм, к сожалению, не смотрел. Прочитал информацию о сюжете. Надо будет обязательно посмотреть. Спасибо )

а рассказ по сюжету опознали ребята из клуба любителей фантастики. Спасибо им. Я полез со своим вопросом в ихнюю группу.

---------- Сообщение добавлено в 11:38 ---------- Предыдущее сообщение размещено в 11:11 ----------

а рассказ называется "Цветы для Элджернона" . Есть еще роман, но роман я неосилил. Поэтому рассказ, почеркиваю НЕ роман;

Даниэл Киз.
"Цветы для Элджернона"

1. атчет о праисходящем – 5 марта 1956

Доктор Штраусс говорит что с севодняшниво дня я должен записывать все что я думаю и что со мною случаица. Я незнаю зачем это нужно но он говорит это очинь важно для таво чтобы посмотреть использывать меня или нет. Я надеюсь они меня используют. Мисс Кинниен говорит может они сделают меня умным. Я хочу быть умным. Меня зовут Чарли Гордон. Мне 37 лет и две недели назад был мой день раждения. Сейчас мне больше писать нечево и на севодня я кончаю...

2. атчет о праисходящем – 6 марта

Севодня у меня было испытание. Я думаю что я несправился и мне кажеца может теперь они не будут меня использывать. А было так в комнате сидел какой-то добрый молодой человек и у нево было немножко белых карточек и все они залиты чернилами. Он сказал Чарли что ты видиш на этой карточке.

Я сказал что вижу чирнильную кляксу. Он сказал правильно. Я подумал это все но когда я встал чтобы уйти он остановил меня. Он сказал садись Чарли мы еще не кончили. Я не так хорошо помню что было потом он вроде захотел чтобы я сказал что я вижу в чирнильной кляксе. Я ничево в ней неувидел но он сказал что там картинки что другие люди видят какието картинки. А я несмог увидеть никаких картинок. Я паправде старался увидеть. Я держал карточку близко от глаз а потом далеко. Я сказал еслибы у меня были очки я бы видел получше я одеваю очки только в кино или когда смотрю телевизор, но я сказал что они в шкафу в передней. Я их принес. Потом я сказал дайте мне еще посмотреть на эту карточку я обязательно теперь найду картинку.

Я очинь старался но всетаки никак немог найти картинки. Я видел только чирнильную кляксу. Я сказал ему может мне нужны новые очки. Он чтото написал на бумаге я испугался что невыдиржал испытание. Я сказал ему это очинь красивая клякса с малинькими точками вокруг. Он стал очинь пичальным значит я ошибся.

[INok]

Дэниел Киз. Цветы для Элджернона (рассказ)

[Гестия]

У меня любимый рассказ Taiwanы "Тот, кто запутывает провода...", потому что почти каждый день, доставая какую-нибудь зарядку или наушники, вспоминаю его

[Karrmen]

Для меня любимый рассказ это краткое содержание алых парусов. Повесть-феерия была создана 23 ноября 1922 года. Упоминание о набросках “Алых парусов” датируется уже 1917 годом. Идея произведения была навеяна Александру Грину воспоминанием - автор увидел в магазине игрушек одномачтовый корабль с белыми парусами. Александр Грин подумал, что символично было бы перекрасить белый парус на красный, или даже лучше на алый. Именно алый цвет ассоциировался у автора с ликованием и радостью.