Скандал вокруг судебного дела, связанного с Патриархом Русской православной Церкви Кириллом, разрастается. Как-то раньше рейдерские захваты были прерогативой бизнеса. Теперь оказалось, что и служители Церкви самого высокого ранга не прочь с помощью судов захватить чужое имущество.
Сам характер иска в отношении соседей квартиры Патриарха Кирилла (в миру Гундяева) не представляет особого интереса. Хорошо известна система судопроизводства как российская, так и украинская в отношении либо богатых, либо власть имущих. А часто это одно и тоже. Здесь хотелось бы остановиться на моральных и этических проблемах этого дела. В нем как в капле воды отразился кризис российского православия.
Из миллиардеров — в аскеты
С отцами Церкви связан не только этот скандал, но и многие другие. Причем биография и деятельность именно Патриарха Кирилла вызывает слишком много вопросов, чтобы относиться к нему как к настоящему носителю моральных ценностей, проповедуемых Русской православной Церковью.
Как пишет российская «Новая газета», именно в 1990-е годы нынешний глава РПЦ, а тогда председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата (ОВЦС МП) митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл «завоевал положение и сколотил состояние», которое, по утверждению «Новой газеты», позволило ему «в конце концов, занять патриарший престол». До вступления на этот престол личное состояние Кирилла оценивалось некоторыми экспертами в 4 млрд. долларов, утверждается в материале. Рассказывая о бизнесе Владимира Гундяева, газета ссылается на «обширное досье», которое составил доктор исторических наук Сергей Бычков, опубликовавший не один десяток статей, в основном о табачном бизнесе будущего Патриарха (а еще был бизнес с морепродуктами и нефтью). Ни одна из его публикаций не была официально опровергнута, во многом Кирилл признал, что факты, собранные Бычковым, соответствуют действительности, отмечает «Новая газета».
В конце публикации газета указывает на предметы роскоши, которыми обставлена жизнь главы Русской православной Церкви — начиная от часов Breguet стоимостью в 30 тыс. долларов, которые украинские журналисты рядом с четками заметили на руке Патриарха, до личного самолета, виллы в Швейцарии, «терема» в Переделкино, дворца в Геленджике. Вообще иерархи Русской православной Церкви всегда были склонны к излишествам. Церковь в царское время была после самодержца российского самым большим собственником в стране. Изъятыми у нее ценностями большевики долго финансировали иностранных коммунистов, раздувая мировой революционный пожар. Да не вышло, товарищи как в Москве, так и в других странах быстро научились «распиливать» дармовые деньги.
«Дом на Набережной»: продолжение истории
Если бы не скандальный случай, неизвестно, обратил ли бы кто-либо внимание на жилищные запросы Патриарха и на то, что пентхаус его находится в «Доме на набережной». В том самом «Доме на набережной», о трагедии которого первым написал в своей одноименной повести Юрий Трифонов, впервые употребив это словосочетание.
«Дом на набережной» является одним из главных символов 1930-х годов и истребления режимом партийной и хозяйственной элиты, которая заселяла квартиры комплекса на Берсеневской набережной Москвы-реки. Неслучайно главным наблюдателем на строительстве Дома правительства — официальное название сооружения — был заместитель главы ОГПУ, а фактически руководитель спецслужбы Генрих Ягода. Подъезд дома № 11 — нежилой, в нем нет ни квартир, ни лифтов. Предполагается, что отсюда или прослушивали квартиры жильцов других подъездов, или за стенами скрыты какие-то тайные помещения. Помимо этого подъезда, в доме находились конспиративные квартиры чекистов. Они работали в нем под видом комендантов, консьержей, лифтеров и в своих квартирах встречались с осведомителями или прятали особых жильцов, как, например, агента советской разведки в Южной Африке Дитера Герхардта. В годы Большого террора 1937—1938 гг. из двух тысяч жильцов дома более 800 были репрессированы. Многие целыми семьями. В те годы дом называли «Ловушкой для большевиков», «Домом предварительного заключения». В период 1937—1953 гг. квартиры в доме не менее пяти раз меняли своих хозяев, а некоторые — почти двадцать.
В силу цензурных ограничений в своей повести Юрий Трифонов, сам живший в этом доме в детстве, не мог писать о репрессиях. О них говорится глухо и иносказательно. «Серая громада висела над переулочком, по утрам застила солнце, а вечерами сверху летели голоса радио, музыка патефона. Там, в поднебесных этажах, шла, казалось, совсем иная жизнь, чем внизу, в мелкоте...» — писал Юрий Трифонов в повести «Дом на набережной». Дом предстает образом всего того темного, что нависало над жизнью каждого человека в СССР, но внешне все было весело. В какой еще стране так вольно дышал человек морозным воздухом в колымских лагерях или на строительстве воркутинской железной дороги в тундре?
С домом связаны легенды, в том числе и такие, в которых рассказывается о тенях невинно репрессированных, которые приходят в свои квартиры, а также о тенях палачей, выбирающих свои жертвы. И легенды не далеки от действительности. Заместитель Берии Богдан Кобулов, пользуясь тем, что имел ключи от всех квартир, заранее проникал в квартиру тех, за кем ночью должен был приехать черный воронок. Своего рода вестник смерти.
Именно в этом доме Патриарх Кирилл заимел квартиру. А теперь хочет расширить свою недвижимость. Тени прошлого его не смущают.
Вообще, отношения Русской православной Церкви и власти всегда были вполне определенными. За немногим исключением ее иерархи всегда находили с руководством страны общий язык. Стала Церковь в свое время частью и коммунистической власти, и за это она до сих пор не покаялась. Менять своих хозяев ей не впервой, хотя принципы, по большому счету, те же. Так и теперь, когда священников не ссылают и не расстреливают, характер взаимоотношений Церкви с властью остается неизменным.
Объявленная президентом Медведевым десталинизация очень быстро заглохла. В том числе потому, что Церковь эту инициативу очищения общества не поддержала. Что говорить, если Церковь сама не прошла эту самую десталинизацию, если она фактически продолжает работать на авторитарную власть, как и в прежние времена?
В этом отношении Украинская православная Церковь как московского, так и киевского Патриархата, автокефальная и греко-католическая пошли далеко вперед. Чего стоит даже тот факт, что УПЦ признала Голодомор геноцидом, в то время как РПЦ, неукоснительно следуя за светской властью, этого не признает.
Еще одна небезынтересная деталь. Пентхаус Патриарха — с видом на Храм Христа Спасителя, который в свое время отстраивал мэр Москвы Юрий Лужков и который в прошлом году «прославился» лифтами за алтарем, скрытыми офисными помещениями, сдаваемыми в аренду, а также банкетным залом и автомойкой. Христос гнал менял из храма, а нынешние его последователи их наоборот впускают. Стоит ли удивляться финансовым операциям Патриарха? А дальше все идет по нисходящей. Каков поп, таков и приход. Глядя на отцов Церкви, на их поведение, у многих гаснет вера. А Патриарх Кирилл приезжает в Украину, и обвиняют в этом злокозненные темные зарубежные силы. Да никакие враги Русской православной Церкви не нужны, если у нее такие отцы. Она сама вползла в кризис, никто ее не толкал. Вот и пожинает плоды всего этого действа.
Патриарх Кирилл и Юрий Шевченко: предыстория
«Квартирный вопрос» Патриарха оплетен массой интересных и весьма красноречивых подробностей и деталей. К примеру, контекст взаимоотношений Патриарха и бывшего министра здравоохранения России Юрия Шевченко, которому и был предъявлен иск, — не так прост.
По благословению Патриарха Алексия II Шевченко окончил в Ташкенте духовную семинарию, после чего был рукоположен в сан священника в Украинской православной Церкви. У него сложились дружеские отношения с Блаженнейшим Украины Владимиром.
В 2008 году Алексий II умер, а Патриархом стал Кирилл. По словам родственников Юрия Шевченко, вскоре после этого к нему обратились представители Московской епархии с рекомендацией подписать покаянное письмо Кириллу за то, что рукоположился без его ведома. Шевченко делать этого не стал, так как нарушений канонов не было. По словам близких врача, тесные отношения между Шевченко и Патриархом Владимиром вызывали в руководстве РПЦ нескрываемое раздражение. Может быть, в этом — основа истории с судебным процессом и вызванным им скандалом?
Как отмечают близкие Шевченко, он является практикующим хирургом, признанным элитой мировой кардиохирургии, много оперирует в России и за рубежом. При этом ведет священническую деятельность в Национальном медико-хирургическом Пироговском центре, где выстроил Храм Святого Николая Чудотворца. Сейчас он тяжело болен (у него выявили онкологическое заболевание), и единственное его желание — чтобы суд был справедливым и смотрел на суть дела, а не на то, кем являются представители истца. Вполне естественное желание, только вряд ли осуществимое в современной России.
По данным российского журнала The New Times, пентхаус Патриарха был куплен в 2002 году и является единственной квартирой в Москве, зарегистрированной именно на священнослужителя по фамилии Гундяев, о чем есть соответствующая запись в кадастровой ведомости. Пикантность ситуации с судом состоит в том, что иск подан от лица Лидии Леоновой, которая проживает в квартире Патриарха, но в процессе судебного заседания не представила никаких документов, что она представляет собственника квартиры. На подобные «мелочи» суд внимания не обратил, что и определило его вердикт.
Журналист Сакен Аймурзаев в блоге на сайте радиостанции «Эхо Москвы» пишет, что когда 3 апреля 1969 года Владимир Гундяев принял монашеский постриг, так называемую малую схиму, он получил имя Кирилл и дал четыре обета: послушания, безбрачия, нестяжания (отказ от личной собственности), непрестанной молитвы.
Насчет взаимоотношений с Лидией Леоновой имеются разные версии, но нас больше интересует нарушение обета нестяжания. По словам руководителя пресс-службы Московского Патриархата Владимира Вигилянского, вопросы о квартире Кирилла неэтичны, это частная жизнь, которая является неприкосновенной. Это как сказать. Если речь идет о высшем представителе Русской православной Церкви, то такие вопросы очень этичны. И дело не во вторжении в частную жизнь, а о выполнении взятых на себя обетов. И если они нарушаются, то за этим следуют далеко идущие выводы. Сакен Аймурзаев отмечает: нарушение хотя бы одного из принесенных обетов — церковное преступление. А это совсем не личное дело и совсем не частная жизнь.
«Новая газета» напоминает цитату из выступления Патриарха на Украине. «Очень важно научиться христианской аскезе... Аскеза — это способность регулировать свое потребление... Это победа человека над похотью, над страстями, над инстинктом. И важно, чтобы этим качеством владели и богатые, и бедные». А еще важнее, чтобы этим качеством владели служители Русской православной Церкви всех рангов, особенно высших.
И напоследок. Юрий Шевченко завещал свою квартиру дочери и ее четырем детям. Как пишет главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов, «Арест квартиры по решению суда должен воспрепятствовать передачи ее по наследству. Остается дождаться — и тогда квартира в кармане. Как-то не очень, Ваше Святейшество...».
А как же милость к больным и малолетним? Или заповеди для иерархов Русской православной церкви уже ничего не значат? Похоже, что так. Ради квартиры в «Доме на набережной», который уже давно должен стать мемориальным музеем, одним из напоминаний о жертвах сталинизма, попираются законы не только церкви, но и обычной морали. Разве это — не кризис российского православия? Может, пора остановить святотатство и покаяться, как призывает христианская религия?